Катрин и Трактир на Большой Пятницкой

Дождь. Тобольск тонул в мокром мареве, улицы блестели, как черная кожа. Катрин шла по Большой Пятницкой, и улицы расступались. Не потому, что боялись. Боялись бы — проще. Нет, здесь боялись и уважали — а это сложнее.

Ее шаги звенели по мокрому булыжнику. Рыбацкий свитер — грубый, пахнущий солью и дымом — наброшен поверх отцовской мужской жилетки и просторной белой рубашки. Три слоя: мягкость, сталь, броня. Жилетка — туго застегнутая, рубашка — с расстегнутым воротом. Свитер — ее щит, ее кожа, вобравшая сырость ночи.

Рыжие волосы каре, тяжелые от дождя, прилипли к вискам и затылку, оттеняя бледность кожи и делая еще ярче чертовщинку в глазах. Не просто огонь — рыжие угли, готовые вспыхнуть диким смехом или холодной сталью.

Прохожие косились. Одни — с опаской, пряча взгляды в воротники. Другие — с восхищением, которое тут же прятали, но она чувствовала его спиной. Кто-то шепотом, заглушаемый шумом дождя:
— Катрин идет…

Она шла, не торопясь, владея пространством мокрой улицы. Дождь стекал по грубой вязке свитера, по гладкой ткани жилетки, по рукам, привыкшим и к картам, и к кулакам. В карманах свитера ее пальцы были сжаты — не в кулаки, а в готовность.

Трактир «На Большой Пятницкой» ждал впереди. Огни в высоких окнах, золотые и мутные, как старая настойка, манили сквозь водяную пелену. Дверь — тяжелая, дубовая, порог — граница миров. За ней — тепло, терпкая настойка, дымящиеся жареные колбаски с перчиком, гул веселья, звон бокалов, азартный шепот карт, музыка, зовущая в пляс.

И ее место в этом кипящем котле жизни.

Она подошла. Остановилась на мгновение, рыжие пряди каре блестели каплями в свете фонаря. Взгляд — все та же чертовщинка, но уже с примесью предвкушения. Ее вечер. Ее игра. Ее танец.

Сильная рука толкнула тяжелую дверь. Волна звуков, тепла и запахов — жареного мяса, алкоголя, человеческого тепла — накрыла ее.

— Катрин! — донеслось из гула, узнавающее, возможно, восхищенное, возможно, осторожное.

Она шагнула внутрь, оставляя за спиной мокрую тьму и тихое эхо уважительного страха мокрых улиц. Дождевые капли с рыжего каре упали на порог. Дверь захлопнулась.

Вечер начинался.